Представьте себе человека женского пола, где-то под метр семьдесят, возрастом за 30-ть, размера 48-го, одетого:
• в малиновые трикотажные пижамные брюки, украшенные блестящими бабочками урбанистически ярких расцветок,
• в приличного
(не гламурного) розового цвета пушистый халат,
• в яркооранжевые пушистые тапочки с вышитыми ни них красными крестиками,
между тапочками и брюками 120 разноцветных полосок носков а-ля Пеппи.
Потом представьте подземелье замка графа Друкулы которое командование Вермахта приспособило под нужды бункера Гитлера.
А теперь представьте, что по выше описанному коридору топает оранжевыми тапочками вышеописанное существо, отягощённое двумя бутылками
«Шишкиного леса» под мышками.
Это baovannaya бредёт подземным переходом из первого корпуса Седьмой градской во второй.
Загремела с пневмонией в больницу. Вчера отпустили за хорошее поведение и подписку.
читать дальше
Поосторожнее надо быть с желаниями. Хотела проспать праздники — почти получилось.
Новый год прошёл в деревне, встречен был про песню про зайцев, и через пятнадцать минут ya уже пыталась заснуть в жарко натопленной комнате.
Вообще Новый год был бы не плох, если бы мне не было бы плохо.
Седьмая градская, куда меня с сестрицей привезла скорая — не самая плохая больница города-героя Москвы, даже можно сказать одна из лучших. Да и пневмония, которая в выписке оказалась «хроническим обструктивным бронхитом в стадии обострения», не худший диагноз с которым можно попасть в больницу.
Но больше мне туда не хочется.
Ya никогда не лежала в больнице, ya в них и не так часто ездила.
Нет ничего ужасного ни в приемной скорой, ни в нерасторопности, ни в хаосе, особенно если ты там с кем-то. Ужас приходит когда тебе выделяют пастель и дверь закрывается...
Вдруг к тебе комнату, где ты сидишь и мило пялишься в экран, прибегают люди хватают тебя и со всей осторожностью перевозят из пункта «удобное кресло» в «любой другой пункт», где заявляют, что ты будешь жить тут какое-то время.
Думаю, каким бы не оказался этот «любой другой», ощущения будут не из приятных.
А если ты к тому же болен и не понимаешь что с тобой творится? Ужасающее чувство беспомощности и уязвлённости как раз в такой момент, когда больше всего хочется защиты и «своих» под боком. Это не в сознании, которое почти отключилось, это глубже, это инстинкт, древний как сама жизнь. (Теперь ya кажется понимаю учёных считающих, что новорождённых нельзя забирать у матерей, под каким бы благим предлогом это не делалось.)
В общем вернулась, отягощённая: двумя перечитанными Гуликами и одним Прачеттом, одним новым Прачеттом, замусоленным журналом «Вокруг света», почти доплетённой бисерной фенечкой, и кучей мыслей.